Каждый когда-то впервые встречается со смертью. Первый раз я увидел мертвого человека, когда мне было лет шесть. Помер мой прадед. Он лежал в гробу на столе со свечкой в руках, зеркало было занавешено, женщины плакали, мужики были суровы, деловиты и попахивали водкой, а на меня, честно говоря, сильного впечатления это все не произвело. Я потрогал его лицо, без страха или брезгливости, оно было совсем не отвратительно на ощупь, только прохладное. Было совершенно понятно без всяких объяснений, что это не дед Константин тут лежит, а просто его бывшее тело. Ни на какие мысли это происшествие меня не натолкнуло, да в общем-то и не должно было. Внутреннего неприятия концепция физической смерти во мне никогда не вызывала. Конечно, крестьянский быт довольно прост и суров – кур, например, при мне не стеснялись резать, так что у меня не было иллюзий, что мы существа невинные, мы те же звери: хочешь есть – убивай. Живую курицу не обижай, а башку отрубил – облей кипятком, чтоб перья лучше выщипывались, да потроши, будет суп. Что интересно, эти понятия не мешали мне исходить острой жалостью к мяукающим бездомным кошкам, вечно их тащил домой.
Потом, когда переехали жить в Краснодарский край, я много навидался трупов. Место там такое: не по одному, так по другому поводу кровь всегда льется. Народ горячий, недобитое казачье, да плюс русская горячая любовь ко всему, что с градусами. То сосед соседа из ружья прямо в упор застрелит, и тот лежит во дворе, пока часа через два менты не приползут. То мотоциклист спьяну въедет головой в кузов встречного грузовика, да так, что мозги на асфальт... А мы, пацаны, всегда в первых рядах зевак. Шуганет нас кто-нибудь для приличия, так мы с другой стороны заходим. Опять же, кроме любопытства, не было у меня никаких лишних эмоций, типа как в американских фильмах показывают: криков, шоков, психоанализов всяких. Сейчас даже сам удивляюсь такому спокойствию. Никогда даже сны плохие не снились.
Никогда и никто со мной в детстве про загробную жизнь не говорил. Не было в нашей семье религиозных людей, кроме любимой моей бабушки Наташи, хранительницы традиций. Она не только пекла блины на масленицу и красила яйца на пасху. Она сама исправно постилась, и нас в пост кормила постной, но очень вкусной едой, но никогда мне не отказывала, если мне этого было этого недостаточно. Кстати, помнится мне, что я редко просил чего-то другого. Но и бабушка на эти темы больше помалкивала. Она иногда что-то отвечала на мои довольно сложные пацанячьи вопросы, и помню я, что всегда ее слова как-то ставили все по местам, хотя и не всегда были до конца понятны. Даже в ехидном подростковом возрасте у меня никогда не было желания над ее верой подшучивать. Это было настоящее знание, как я теперь понимаю: не для проповедей и домогательств к другим людям, что вот дескать вы неправильно живете, а для чистоты собственной души.
