Не хотел я тут вмешивать всякие материальные воспоминания, не об этом пишу. А потом подумал – типичная ошибка: разделять реальность на духовное-материальное, прожитое-прочувствованное. Реальность – она есть то, что она есть, евклидова точка, не определяемая через свои части, только интуитивно. Склонность к анализу есть род некрофилии, ведь чтобы разделить, надо сначала умертвить. Первый курс мединститута, анатомичка. Противно, но полезно для дальнейшего.
Итак, поговорим о двойственности восприятия. Кто жил в советское время, делятся на три категории. В первую категорию двойная мораль была вбита репрессиями или их угрозой (как в моих родителей), вторая выросла во всем этом и свято верила, что все так и должно быть (как я, например), и только через много лет начала немножко поднимать голову. Третья – это как мои дети, которые уже начали с того, что почуяли запах гнили и не были особенно загоняемы обратно в эту двойственную реальность испуганными родителями.
Я тут не буду вспоминать о пионерских отрядах и уроках обществоведения, я расскажу о другом явлении того же плана. То, что мы называем тоталитаризмом, может проявляться и в частной жизни, в самых обыденных вещах.
Моя мама была красавицей, помешанной на театре. Провинциальность места проживания и отсутствие реального взгляда на вещи не позволили ей стать известной актрисой, однако уже хорошо за тридцать ей удалось заочно закончить институт культуры и стать режиссером драмкружка и впоследствии «народного театра», так тогда назывались драмкружки более профессионального, если можно употребить это слово, уровня, чье финансирование входило в бюджет местного дома культуры. Я в детстве, к несчастью, обладал смазливой внешностью и звонким голосом, а также хорошей памятью для заучивания стишков и ролей, поэтому будущее мое было решено без меня, сразу и бесповоротно. Мне было 2 года 8 месяцев, когда я впервые вышел на сцену в роли какого-то зайчика в новогоднем представлении. И поехало. Не было спектакля или представления, в котором я не играл бы какую-нибудь роль. Никто меня не спрашивал, хочу ли я этим заниматься. Просто мама говорила, когда репетиция, когда спектакль, как двигаться и что говорить. Самое интересное, я считал, что это так и нужно, что у меня просто нет другой дороги. С маминой подачи я наезжал на отца, почему он не играет в мамином драмкружке, и не понимал, почему отец от таких наездов бесится. Мы ездили по соседним городкам и деревням с гастролями, иногда в областные города. Видимо, театр был неплохой и мама была хорошим режиссером, потому что мы все время занимали призовые места в разных конкурсах и фестивалях. Я не умел ни драться, ни мириться, уличные мальчишки наводили на меня жуткий страх, везде помимо сцены был болезненно застенчив, в общем полный классический комплекс маменькиного сынка. Мама меня еще попыталась впихнуть в музыкальную школу по классу рояля, но я быстренько устроил так, что меня выгнали за непосещение. Не хватало еще, чтоб и тут меня начали строить по стойке смирно, это я понял, несмотря на свои семь лет. Достаточно было обычной школы и драмкружка, а тихий саботаж всегда был самым эффективным способом увильнуть от обязанностей. Я читал массу литературы, чужой опыт и чужой взгляд на жизнь заменяли мне мой собственный, и я приходил в ужас, когда они шли вразрез с реальностью. Ну вот что это, как не шизофрения (она же расщепление личности)? Как еще назвать существование одновременно в двух мирах? В одном мама, свет софитов, красивые сценические костюмы, спектакли с обязательной светлой коммунистической моралью в конце (других просто не ставилось, потому что культкомиссии не пропускали), в другом грязь на улицах, хулиганы, пьяницы, воровство, отсутствие продуктов и денег, ссоры в семье. Самое интересное, все это мирно во мне уживалось лет до тринадцати, потом я уже стал трудным подростком и косо смотрел вообще на все, понимал, что где-то что-то не так, но вот что?
Я взбунтовался в самом конце школы, когда вместо выпускного вечера надо было ехать на очередной конкурс и давать там очередной спектакль. Мама была уязвлена в самое сердце, когда я подбил на забастовку весь состав артистов (он состоял, в основном, из моих одноклассников). Мы просто отказались ехать, а это был какой-то действительно крупный конкурс, типа зонального по югу России, и ей было очень важно хорошо там выступить. Компромисс был все-таки найден, мы погрузились в автобус наутро после выпускного вечера, «никакие» от усталости и от выпитого, ну соответственно и отыграли этим вечером «никак». Она мне, кажется, так никогда и не простила такого предательства. И после этого я напрочь отказался принимать в ее театре какое-либо участие, и два последующих года держал марку, хотя по молодости лет (я закончил школу в 16 лет) и жил эти два года дома, работая то разнорабочим, то музыкантом. Поступить в институт после сельской школы не смог ни в первый год, ни во второй. А поступил я потом, к маминому большому удивлению, на математический факультет Кубанского университета. Не сбылась ее мечта вырастить из меня второго Олега Стриженова. Лобачевского из меня тоже, конечно, не вышло, но вышел нормальный программист.
Сейчас вот иногда думаю: со своей стороны она была права, это был удар ей в сердце. Но не в спину! В мою пользу говорит, что я не скрывал такого намерения задолго до события, она просто надеялась, что все это несерьезно и я не посмею что-то предпринять в реале. Это был бунт с открытым забралом, и я довел дело до конца, после чего даже сам себя стал уважать. С другой стороны, разве меня когда о чем спрашивали? Я практически все детство и юность отработал на нее, не подозревая даже о каком-то праве на собственную жизнь и личное время.
Самые тяжелые конфликты – это конфликты с близкими людьми, особенно с родителями. Как бы ты ни был прав, все равно ты неправ, просто потому что это твоя мать. С другой стороны, никто не умеет так коварно использовать твои слабости, как твоя собственная мать, поскольку знает их лучше тебя, поскольку все твои слабости – это ее творение. Женщины вообще коварны, а любящие женщины – втройне. Не удивительно, что невестки со свекровями не уживаются в принципе. Каждая тянет ниточки, которыми ты управляешься, в свою сторону, и если тебе нетрудно любить жену и мать по отдельности, то это практически невозможно одновременно, когда вы живете все вместе. Последние лет шесть своей жизни моя мама жила с нами в одной квартире, и хотя она была уже слабой и немного полоумной больной старухой, и хотя квартира была большая и у нее была своя комната, жилы она из меня умела тянуть ого-го как! А жена от этого просто бесилась. Я знаю зятей, которые в нормальных отношениях с тещами (правда, совсем немного), но не слышал ни про одну сладкую парочку «невестка-свекровь». Это при том, что мама была вообще-то вполне доброй и достаточно бескорыстной женщиной. Парадокс.
Кстати, всем могу порекомендовать рецепт, как приводить себя в норму после того как вам залезли под кожу и хочется как минимум дать кому-нибудь в морду. Надеваете кроссовки (варианты: лыжи, плавки – кому что доступнее) и пару километров по ближайшему стадиону (лесопарку, бассейну) в хорошем темпе. Вся дурь выходит с потом. Стресс лучше всего выгонять движением. Точно так же после работы пешком километров пять быстрым шагом. И семья в безопасности, и вы не сопьетесь. Форму поддерживает, опять же.
